Айна Мерроуз и генерал Росс наблюдали за Кирой и Крайстом с непередаваемым выражением восторженной торжественной печали в глазах; величественный высокий старик и хрупкая пожилая женщина с венком седых кос, стоя рядом, они смотрели на молодых красивых обнимающихся людей и видели в них себя много-много лет назад… Невольно придвинувшись ближе друг к другу, они любовались красотой распустившегося цветка взаимной любви, без зависти, но с неуловимой тенью сожаления о собственном упущенном счастье…
— Они отважились, — спокойным голосом сказала Айна генералу.
— А мы струсили, — ответил он с обыкновенной своей простодушной улыбкой, — мы всё пропустили.
— И ради чего, собственно? Как бы там ни было, каждый из нас нарушал Кодекс. Так или иначе. Мы всё равно не идеальны. За всю историю Особого Подразделения ни разу не нарушил ни одного Правила только полковник Санта-Ремо…
— Да не было никакого полковника Санта-Ремо, Айна! — воскликнул, внезапно раздражившись, генерал, — Как ты сама не поняла до сих пор! Это всего лишь красивая легенда, которую я рассказываю курсантам каждый год… В надежде, что он когда-нибудь появится…
Сквозь дыру в потолке внезапно хлынул грозовой ливень, частый и тёплый, как душ, а двое в центре Храма так и продолжали стоять в плотном потоке его крепких струй, прильнув друг к другу губами…
— Так я и знал! — исступлённо и горестно вскричал Эрн, — Ты любишь его, любишь! А он тебя любит! Как это ужасно несправедливо, боже мой!
Огромные фиолетовые глаза его моментально наполнились слезами.
Несчастный юноша побледнел так сильно, что в полумраке Храма кожа его будто бы начала светиться. Как нет на свете ничего больнее разочарования в первой любви, так нет и ничего беспощаднее первой настоящей ревности.
Всё произошло так быстро, что никто не успел даже сдвинуться с места.
Эрн метнулся к группе стоящих возле колонн людей — лицо его при этом как будто раскрылось, просияв насквозь наивным и жестоким порывом, широко распахнулись невиданной величины и прелести глаза, испуганно и жалко разомкнулись нежные земляничные губки — он сорвал с пояса одного из офицеров генератор ОВЗ и, резко крутанув реле, выставил полную мощность, в историческом музее он видел, как это делала Кира, и запомнил. Направив дуло прямо на девушку, Эрн нажал на спуск.
Вспышка странно лучистого нездешнего ангельского света, ещё более яркая, чем от десятка молний, разом угодивших с одно место, на миг озарила Храм.
Заряда пистолета с лихвой хватило на то, чтобы бесследно уничтожить двадцать пять — всего-то двадцать пять! — прожитых Кирочкой на земле лет, она исчезла, будто бы её не было никогда, и вместе с нею пропали воспоминания старушки Иверри, продававшей долговязой школьнице чёрные статуэтки, одноклассников и однокурсников, учителей, сотрудников, рыжей Нетты, которая в этот момент как обычно воевала со своими двойняшками, пытаясь уложить их на дневной сон… Она даже не заметила, что в ней что-то изменилось, что куда-то пропала какая-то часть её самой, что её души стало вдруг меньше на малюсенькую толику, вмещавшую когда-то Киру…
Никто ничего не понял.
— Кажется, тут что-то взорвалось, — сказал один из офицеров.
— Или ещё одна молния попала, — сказал другой.
Эрн стоял, лихорадочно сжимая в руке пистолет.
— Ты зачем его взял, это не игрушка, — строго заметил ему выступивший вперёд генерал Росс.
— Я не помню, — пролепетал подросток гаснущим голосом… — Я забыл.
— Смотрите-ка, ребята, что за пирожки с ботвой, — раздался под сводами Храма удивлённый голос Билла, — у меня руки светятся.
В его сторону устремились любопытные взгляды.
От ладоней лейтенанта Крайста действительно исходило мягкое золотистое сияние, да и над головой у него начало зарождаться некое подобие искрящегося туманного нимба… Сам он, разумеется, не мог этого видеть.
— Ни хрена себе, — сказал кто-то.
— Чудеса в решете.
— Как он это делает?
Билл недоуменно смотрел на свои руки. Лёгкое свечение окружало кончики его растопыренных пальцев. Он несколько раз взмахнул кистями в воздухе, будто желая что-то с них стряхнуть, но данная мера не привела к успеху — с каждой минутой загадочное сияние вокруг его рук только разгоралось сильнее. Билл сделал неуверенный шаг вперёд — ему показалось, что даже равновесие теперь он держит несколько иначе — может, подумалось ему, здесь нехило рвануло и я контужен? — под ногами у него звякнул металлический предмет. Билл нагнулся и поднял его, он терпеть не мог беспорядка и всегда подбирал упавшие вещи. Это оказалась корона с большим тёмно-красным камнем, и Крайст, даже не задумываясь, автоматически потакая своей шутовской привычке нахлобучивать себе на голову разную ерунду — колпаки из газет, корзинки для мусора, чужие кепки и шляпы — просто взял и надел эту корону.
Все присутствующие замерли… Кто-то даже открыл рот. Из темноты раздалось несколько приглушённых вздохов.
И Билл опять не понял, в чём дело, ведь он не мог видеть себя со стороны.
— Что такое? — спросил он у растерянно лупающего глазами магистра Друбенса.
— Кккамень… — беспомощно пролепетал тот.
Крупный древний самоцвет овальной формы, вставленный в самый центр короны, который прежде, даже на голове у самого Исполнителя Желаний, продолжал оставаться тёмно-бордовым, винным, мрачным, теперь засверкал ослепительно, словно громадная алая звезда…
Сияние от рук, от головы и от груди Билла, чистое и мягкое, нежно-золотое уже стало таким ярким, что в Храме вообще не осталось тёмных углов — Крайст освещал его собою, точно большая люстра. Поражённые люди растерянно оглядывались по сторонам. На облупленных храмовых стенах, когда их касались тонкие лучи исходящего от Билла неземного света, начинали постепенно проступать контуры икон: сперва золотые оклады, затем лики, нимбы, молитвенно сложенные руки великомучеников, угодников, апостолов…
— Это чудо господне… — послышался шёпот в толпе. В Храме становилось всё больше народу. Рабочие прибежали посмотреть, что происходит, пришёл настоятель, он заметил подозрительное сияние из окна кельи и испугался пожара, кто-то даже проник с улицы, заметив необыкновенно яркий свет, рвущееся в небо из дыры на месте главного купола.
— Или здесь распылили ядовитый газ и у нас всех галлюцинации, — процедил какой-то скептик.
Билл чувствовал себя необыкновенно лёгким, земля больше уже не держала его, он мог идти, едва касаясь пола кончиками пальцев, мог шагать по воде как по суше или даже взлететь, просто воспарить, раскинув руки… Но главным было не это. Теперь он знал, точно знал, что может утолять страдания: отвращать блудных, исцелять неизлечимо больных, может, и воскрешать мёртвых… Это его любовь, лишившись объекта, утратив связь с эго, освободившись от своей информационной составляющей благодаря пистолету-генератору, очистившись полностью обернулась светоносной силой в его руках…
— Он что, тоже колдун? — обиженно спросил Друбенс, с завистью оценивая масштаб могущества новоявленного Билла Крайста.
— Нет, — тихо ответил Ниоб, — он Бог.
— Как же так! — Друбенс шмыгал носом как готовый разрыдаться младенец. Ведь только что целый мир, который он надумал сам себе, лопнул будто яркий воздушный шарик. Превратился в ничто. Нет на свете ничего обиднее внезапной утраты иллюзий! — Всё напрасно! О Боже! Вы не представляете, сколько сил я угробил на эту мечту! Я был уверен, мне казалось, что каждый миг моей жизни служит этой идее, каждый мой шаг был подчинён этой цели, всё, вы понимаете, всё, что происходило со мной, я думал, происходит для того, чтобы…
— Мне жаль вас огорчать, — вежливо пояснил Крайст, повернувшись к старику своим светоносным ликом, — но вы заблуждались. Всё что с вами происходило, происходило просто так. Безо всякой цели. Жизнь она сама по себе прекрасна, и, может, ей даже обидно, что её пристёгивают, будто дрянной кушак, к разным иллюзорным смыслам… Нет и не было у вас никакого особенного предназначения. Жили бы да радовались, Магистр.
— Получается, вся моя жизнь прожита зря? — возопил Друбенс, — Все четыреста лет? Просто-напросто спущено в унитаз?
Стоящие вокруг переглянулись. Никто не ожидал от почтенного старца столь вольных выражений.
— Не совсем, — сказал Билл, — вы можете думать так, если вам хочется, некоторые люди находят удовольствие в том, чтобы корить себя, плакаться, и каждый день думать о том, чего они на самом деле хотели и как это у них не получилось, акцентировать внимание на прошлых упущениях. Это великая иллюзия человека, что он мог бы прожить свою жизнь лучше, чем прожил.
— Моя жизнь спущена в унитаз, — повторил Магистр патетически.
— Ну в таком случае обратно её уже не извлечь, — улыбнулся Билл.
